В небольшой, скромно обставленной комнате, Аня (назовем ее так) пытается уложить двух сыновей, четырех и семи лет, поспать после обеда. Задача в принципе нелегкая, но вдвойне сложна тут. Это не ее квартира, а комната в социальном убежище для женщин, бежавших из семьи.
Аня с детьми и приехавшей на подмогу матерью живет тут всего третий день. Она ушла из дома после семи лет избиений и издевательств.
«Последняя капля»? Она, если и была, мало чем отличалась от того, чем запомнилась ей вся предыдущая жизнь с теперь уже бывшим мужем.
«Он долгое время пил, у него бессонница, — рассказывает Аня. — Я пришла домой с детьми вечером, пытаюсь лечь спать. А он говорит „Я тебе спать не дам“. Я говорю „хватит“ и тут началась драка…»
И полицейские — тоже…
Она развелась с ним еще два года назад, но ей не по карману снять жилье для себя и детей. И она продолжала жить с ним в одной квартире.
Сначала Аня ждала, пока подрастут дети, чтобы кто-то мог подтвердить ее рассказы о побоях. Потом завела диктофон и стала записывать происходящее, надеясь использовать это как вещественное доказательство.
Толку было мало. «Полиция? Да никак не реагирует, — говорит она. — В год по пять раз вызывали, да и то — когда уже совсем невыносимо. Ну и что? Приходят и говорят: «Он же в своей квартире».
В последний раз по вызову пришла полицейский-женщина. Ее появление Аню не приободрило. «Она говорит: «Почему не вы уедете? У меня тоже была такая ситуация, я вот уехала, теперь вот скитаюсь…»
Если уж такая ситуация у полицейского, то на что может рассчитывать простой человек? «Никто не верит, что я чего-то могу добиться», — говорит Аня.
40 смертей в день
В похожем положении — полицейские и домохозяйки, профессоры и продавцы. По данным правозащитных организаций, насилие в семьях распространено в самых разных социальных группах.
Но сколько таких, как Аня, точно сказать не может никто. Насилие по отношению к родственникам и членам семьи не выделено в России в отдельный вид преступления и поэтому общенациональной статистикой не учитывается.
Однако еще в 1995 году, на основе милицейских данных низового уровня по нескольким регионам страны, появилась жуткая цифра: каждый год 14 тысяч российских женщин погибают от насилия мужей и партнеров. 14 тысяч в год — это почти 40 каждый день. А 600 тысяч регулярно терпят побои и унижения.
В 2008-м эту цифру вновь повторил представитель МВД и она же была направлена российскими властями в ООН.
А государственный приют в кризисном центре «Надежда», где дали комнату Ане и ее детям, в Москве только один. Его 35 коек никогда не пустуют.
Тут — комнаты для психотерапии и занятий с детьми, медицинский кабинет, просторная столовая где (уверяет меня повар) вкусно кормят. Но, если статистика МВД соответствует действительности, то, получается, 12-миллионному городу нужно очень много таких центров.
Жизнь как трудная ситуация
Руководители «Надежды», однако, не считают, что дефицит таких убежищ — главная проблема. Им кажется, что если Москва (как запланировано) обзаведется еще одним таким центром, проблема временного пристанища для ушедших из дома женщин будет решена.
Более важной представляется им проблема наказания виновников. По нынешним законам, в большинстве случаев преследовать обидчика женщина может только в порядке частного обвинения, то есть сама собирая доказательства совершенного насилия.
За два месяца, которые отведены клиенткам правилами проживания в убежище, им помогают психотерапевт и специалисты, объясняющие, как правильно составить разнообразные юридические документы или обращения в жилищные органы. Но, подчеркивают руководительницы «Надежды», от клиенток требуется четко осознать, чего же именно они хотят добиться, и выстроить какой-то план действий.
Это удается не всем, и директора «Надежды» Наталью Паздникову такие случаи огорчают. «Пришла к нам вся побитая, прожила три дня и говорит „Я пойду домой, он без меня не может“. Значит, она еще не пришла к мысли, что ей надо поменять свой образ жизни», — излагает Паздникова одну из типичных историй.
Руководители «Надежды» признают, что есть объективные трудности. Среди главных — недостаток жилья в Москве и отсутствие охранных ордеров, которые исключали бы контакт между женщиной и бьющим ее мужем или партнером.
Но это, по их словам, не может быть оправданием бездействию. «Не может социальная помощь быть бесконечной, — заявляет Паздникова. — Не может быть „трудная жизненная ситуация“ постоянной. А бывает такие случаи, что трудная жизненная ситуация длится всю жизнь. Не может человек быть на шее у государства всю жизнь».
Ушедшая из дома Аня — в самом начале этого пути. «Мне нужно какое-то время перекрутиться, мозги вставить. Надо заниматься судами и письма писать», — описывает она перспективы на ближайшие недели.
«Синдром избитого человека»
Справедливо ли требовать от человека, годами жившего под угрозой побоев, решимости что-то менять и ясности в построении жизненных планов?
У социальных работников — одна точка зрения, у психологов — другая. Так называемый «синдром избитого человека» есть в международных классификаторах болезней. Среди прочих симптомов там — представление о том, что отношения с насильником разорвать невозможно, ощущение безысходности.
Как бы то ни было, пока у избитых россиянок очевиден дефицит элементарных сведений о том, что делать. Всероссийская телефонная линия помощи центра «Анна» принимает 300 звонков в месяц. За час, проведенный в телефонном центре, я стал очевидцем двух таких звонков — оба были от людей, которые пытаются узнать, что можно сделать для своих знакомых, которых бьют мужья.
Еще спрашивают, как найти психологов или социальных работников, как подать заявление в полицию, где можно прочесть о защите от насилия в семье. И, конечно, куда бежать, когда кончилась всякая надежда.
Рядом с оператором лежит список адресов по нескольким регионам России. Это не очень длинный список. Очевидно, что сейчас многие из тех, кто страдает от побоев и унижений, не получат помощь вовремя
«Это становится уголовным делом, когда, по сути, уже поздно, — говорит Марина Писклакова, основательница „Анны“. — Уголовное дело могут возбудить, только если нанесен вред здоровью средней тяжести или тяжелый. Пока этого не случилось, все происходит в рамках частного обвинения. Но адвокаты, которые сотрудничают с нами, говорят, что система сбора доказательств для частного обвинения очень сложна. Даже написать по форме заявление непросто».
В рамках профилактических бесед
Андрей Левчук, старший участковый уполномоченный полиции, видел много страдающих женщин. Его участок — три десятка домов в районе Хорошево-Мневники, на северо-западе Москвы. По словам участкового, семейные конфликты с насилием — одно из наиболее распространенных происшествий. Левчук подтверждает слова Писклаковой — в большинстве случаев нанесенные травмы не настолько тяжелы, чтобы можно было открыть уголовное дело.
«Предположим, нанесены легкие повреждения. 115-я,116-я УК усматриваются, но, так как это статьи частно-публичного обвинения, выносится постановление об отказе [в возбуждении уголовного дела]. А в дальнейшем можно брать этого заявителя за руку и вести в мировой суд. Потому что, как правило, сами они не идут».
Одна из частых претензий к полиции — то, что ее сотрудники неохотно принимают заявления от пострадавших, советуя им «хорошенько подумать», чтобы не забирать его через пару дней, когда «страсти улягутся». Капитан Левчук отрицает, что это — распространенная практика, и говорит, что все принесенные заявления рассматриваются должным образом.
Но он признает, что, даже подозревая факт насилия в семье, полиция не может сделать много. «Как правило, все происходит в рамках профилактических бесед. Многие понимают, кивают головами, мол, больше так не будем. Но стоит нам за порог и… всяко может быть».
«[женщины говорят] „Вы попугайте его“, но мы не пугало, чтобы кого-то пугать, — продолжает полицейский. — Приходим, проводим профилактическую беседу, но неужели он в чем-то сознается, если все происходит один на один? При мне, вот, обнимает и целует жену, а она стоит, в глазах страх. Она говорит: „Да, у нас все хорошо“, а в глазах — страх. Что с этим делать? Факта насилия-то нету».
Долгий путь к закону
Уже почти двадцать лет «Анна» и другие правозащитные организации призывают принять закон, в котором домашнее насилие было бы определено как отдельный вид правонарушения, что позволило бы начинать следствие, не дожидаясь тяжелых увечий.
Первые попытки ввести такой закон в действие предпринимались еще в середине 90-х годов, но в созданный тогда законопроект было сходу предложено огромное количество поправок и его сочли недоработанным.
Разработан новый проект федерального закона «О предупреждении и профилактике семейно-бытового насилия», однако неизвестно, когда он попадет в парламент на первое обсуждение.
«Он — системный и подходит к вопросам профилактики этого вида насилия комплексно, — утверждает Салия Мурзабаева, член комитета Госдумы по охране здоровья. — Он составлен не только с учетом правоприменительной практики, но и на основании международного опыта».
«Мы адаптировали международное законодательство к российским особенностям. В первую очередь мы предусматриваем вопросы работы с семьями, где нужна помощь не только государства, но и общественных организаций, предоставление юридической, правовой, консультационной помощи, создание кризисных центров».
Тем не менее Мурзабаева уклонилась от описания конкретных мер в новом законе, сказав, что до его согласования в российских министерствах подробности лучше не разглашать. По ее оценкам, на согласование уйдет несколько месяцев, и к первому чтению в Думе законопроект будет готов, самое раннее, к концу 2017 года.
Сколько из тысяч женщин, подвергающихся побоям каждый день, не доживут до этого момента?
«Домострой» уходит
Пока что Марину Писклакову из «Анны» утешает то, что людей, готовых оправдать семейное насилие, становится все меньше.
«Раньше на теле- и радиопередачах, где выступали жертвы насилия, спрашивали «Что ты сделала, чтобы заслужить такое?! Это ж как надо мужа довести!»
«Сейчас этот вопрос уже не задают. Все грамотные люди уже знают, что это — не проблема женщин, подвергающихся насилию, а ответственность тех, кто применяет насилие», — говорит она.
Писклакова подчеркивает, что к усилиям по просвещению публики подключилась Русская православная церковь, осуждающая насилие в семье в недвусмысленных формулировках.
«Средневековая, „домостроевская“ косность сейчас преодолевается гораздо лучше, чем, скажем, лет восемь назад», — считает правозащитница.
источник
