Холокост, 6 миллионов, газовые камеры, голод, женщины и дети, лагеря смерти. Это все такие отвлеченные слова, у этих 6 миллионов нет имен. Толпа людей, непонятная серая масса.
Я хочу написать об этой женщине с ребенком на одной из фотографий, которую можно найти по запросу «Холокост» в гугле.
Эта фотография еще пока живых женщин с детьми перед расстрелом, их раздели и после расстрела скинут в одну общую могилу. Кто-то будет умирать под грудой тел, тяжело и долго – несколько дней. Справа к шеренге бежит голая беременная.
Вот у меня вопрос: как же надо бояться женщин и детей, чтобы расправляться с ними так? Боялись, что кто-то из них может распылить солдат взглядом? Или нашлет смерч?
Лея аккуратно снимала с Анечки рубашку, а вокруг копошились другие женщины, стыд и страх. Боже, они уже и так тут всех убили. Морально. Дальше уже ничего не значит. Анечка плакала, скоро бы ей исполнилось десять месяцев, она устала и хотела есть. Но, как только Лея присаживалась на землю и пыталась накормить ребенка грудью, ее пихали в спину чужие мужские руки. Слава богу, что она ничего не понимает. Вот, она засмеялась, увидев, как от ужаса у женщины впереди подкосились ноги, и она упала прямо в грязь. И тут же получила в голову черным сапогом.
Им сказали встать в ряд и повернуться лицом к своим палачам, Анечка на руках сидела тихо, паники в толпе уже не было. Женщины были спокойны, никто не спасет. Моисей взял отпуск, Бог умер.
Лея шептала Ане, что любит ее и что она будет всегда с ней. Всегда. Безымянная женщина на фото по запросу «Холокост» в Гугле. Ученики будут вставлять фотографию в иллюстрирующие материалы для реферата, ужасаться и есть чизбургер в Макдональдсе. Кто-то пойдет в кино, а кто-то на концерт «Уральских пельменей»
Голубое небо, легкий ветер, весна, Лея последний раз прижалась губами к сладкой макушке. Бог умер, Моисей взял отпуск.
Не надо так переживать — это французская постановочная фотография, со съемок кинофильма. Во время съемок никто не постродал, даже могилу не стали рыть.
Олег Иванович, ссылку на фильм будьте так добры, чтобы мы уж так сильно не переживали